О, мне бы провалится и исчезнуть!
Не в силах эту жизнь переживать!
Сегодня, и к любимой не прибегнуть,
Что бы тоску хоть как то разогнать.

Сегодня я...Она... в своих заботах,
В переживаниях дурных и суете.
Сегодня мы, как некогда, в разборах
Кто больше прав, а кто, возможно нет... 

Мы устаем от нашего искусства -
Быть самым жалким и несчастным из людей.
Возможно, это меньшее с безумства,
Но нам с того не менее больней. 

И нет причин нам тешится в страдании,
И, вроде, прекратить страдания повод есть... 
Но, очень жаль, что нашего сознания,
Не хватит, чтоб себя по новому зажечь. 
 

Слова были такие (в русском варианте и в английском):

Получилось два варианта: стихоктобер и хренябрь. 

"Скоро заморозки", - отрешенно подумал он, вдруг осознав, что тоненький хриплый голос прервал тишину его размышлений, и оттого повернул голову обратно, внимательным взглядом намекая повторить вопрос.

- Можно ещё.. воды? - Перед мальчишкой стоял опустошенный стакан - тот выдул его, как только сел за стол к незнакомцу. 
- Конечно. - немного отрешенно протянул Координатор, щелкнув пальцами руки, выпростанной вверх, и озвучив пожелание словно из ниоткуда возникшему официанту.

С самого момента пробуждения его преследовало странное настроение, и сейчас, за завтраком, когда сонный взгляд мужчины выцепил тощий силуэт, протискивающийся через решетку веранды, чтобы найти себе еду в близ стоящей кафешечной урне, это настроение наконец обрело своё лицо. Немного запылённое и чересчур юное, но все же лицо. Когда брюнет позвал первый раз, мальчик не окликнулся, даже головы не повернул, на второй раз всё же вздрогнул и закрутил своей белобрысой физиономией, пытаясь понять источник голоса. Он не так уж быстро смог подойти - похоже, жизнь на улице уже научила его основам осторожности. Но всё же, когда Координатор произнес заветное "иди накормлю", что-то в этом бедовом тельце явно надломилось, и поколебавшись, но уже больше для вида, беспризорник приблизился к столику. Так они и познакомились. 

- У тебя волосы почти белые. Как седые. - Мужчина стоял в проеме собственной ванной, без тени смущения наблюдая за тем, как мальчишка выкарабкивается из душа. Теперь он гораздо больше внешне подходил под то, что Координатор хотел найти. - Буду звать тебя Снегом. А старое имя можешь забыть. Да, и.. Никогда не забывай, кто твой крестник.

Снег не стал задавать ненужных вопросов, когда хозяин дома показал свои владения, заполненные причудливыми чучелами и религиозной символикой. Не стал произносить ни единого слова "но", когда его попросили раздеться, и опустили в горящий камин стальной прут с клеймом. Не то чтобы эти вопросы не возникали в его голове, но судьба научила его двигаться по этой жизни бесшумно, и по возможности покладисто. 
Когда Аполла первый раз открыла перед ним свои двери, Снег едва ли мог заставить себя удержать падающую челюсть на месте. Он уже знал, что Координатор был большим человеком Снаружи. Священнослужителем с каким-то значительным чином внутри своей системы. Снег был рядом, как диковинный питомец, странноватая зверушка, но точно ради забавы, а может быть, действительно из лучших побуждений, брюнет  показывал ему правила Дома, учил, как здесь себя вести допустимо, а как нет.

Тогда же он впервые попробовал шестьдесят четвертый, и пропал в тумане собственных хаотично плавающих мыслей. Мир разбивался на тысячи зеркальных лоскутиков, и никак не хотел сшиваться. Он видел мелькающие перед глазами маски, огни неоновой сцены, шум дороги, язычки пламени в камине, и всё это сплеталось в одну несмолкаемую какафонию образов и звуков, раздирая черепную коробку. Снег влюбился в Аполлу, а Аполла лишь ждала, когда Координатор уступит ей вожжи преемничества над юным телом. 

Это произошло нескоро. За шесть лет мученичества заботливый крестный отец провел не одну сотню ритуалов. Не все из них Снег мог выдержать, оставаясь в сознании. Его били, жгли, топили и даже вешали. Разумеется, не в той мере, чтобы убить сразу, но Координатор прощупывал себе грань, от которой сможет танцевать дальше. Что творилось в его больной голове, Снег не мог бы себе разжевать даже теперь, а тогда и подавно. 

Впрочем.. жизнь могла сломать его гораздо раньше. Ещё тогда, зимой, шесть лет назад, согнув в три погибели и завязав в узелок все внутренности внутри. А потому Снег, сам того не осознавая, продолжал подсознательно благодарить его - приходить в себя, подниматься и запускать весь цикл боли заново. Смерть больше была ему не страшна. Возможно, где-то местами он даже её ждал. 
______________
- ААААА!

Снег еле дышал, но крик рождался в груди словно сам по себе - инстинктивно, как когда его глаза впервые увидели свет, а легкие расклеилить, начиная заполняться кислородом. Он лежал привязанным по рукам и ногам к крупным железным гвоздям, прибитым в пол. Координатор бешено сверкал глазами, и язычки пламени от окружающих зал свечек отражались в них, как танцующие демоны. Увесистый кастет с металлическим крестом больше не блестел - лицевая сторона была покрыта гарью и мелкими ошметками прикипевшей кожи, но он не забывал возвращать его в огонь, и снова, и снова медленно, с почти детским восторгом прикладывал раскрасневший металлический символ к кровавому месиву, которое уже сложно было назвать лицом. Снег окончательно ошалел от боли, поскольку обычно сдерживал себя, насколько это было возможно. Сейчас его голос срывался в натруженный сиплый визг, а сознание всё же спешило подарить ему покой хотя бы на несколько минут. 

- ..Приди и покрой меня своим святым покровом, укрой от зла и укажи путь ко спасению. Упроси Сына Твоего и Бога нашего не оставить меня и подать Руку, покрыть меня от зла, - Координатор улыбался и возвращал кастет в огонь. Сквозь прожженное мясо щеки мальчишки белел стройный ряд зубов, а черные "кресты" по лицу приближались к зоне вокруг глаза, пока картинка не померкла. Снег не успел понять, обморок это или болевой шок. Он даже думать ни о чем не мог. Боль забирала его так далеко, как могла, но у Координатора были другие планы, и спустя пару суток Снег приоткрыл уцелевший правый глаз, находясь в собственной комнате, в своей постели, с капельницей и мило улыбающейся сиделкой. 

- По..помо..гите.. - захрипел блондин, но его уста деликатно прикрыли тонкие женские пальчики, и Снег понял, что для него это только начало.

- Черт, какая соска.. Куда торопишься, милая?

Алкоголь в его организме сейчас мог сделать симпатичной и шимпанзе, но блондин знал, что на него часто клюют подобные. Не размениваясь на слова, он поднял руку к лицу, сдвигая со второй половины лица белые пряди волос, и мужик наконец испуганно отшатнулся, не сдержавшись, чтобы не проматериться себе под нос. Его руки мелко затрясло, так что Снег решил, что с алкаша достаточно, и вернул челку на законное место поверх левого глаза, с надменной ухмылкой продолжив свой путь. Аполла была его домом. Хотя и относительно недавно, но это действительно стало правдой. Сюда невозможно было попасть с улицы, и разговаривая об этом, следует сказать, что такими словами иногда бравируют многие модные клубы, подчеркивая свою уникальность. Однако, Аполла не искала себе дешевой славы. Ей было плевать, узнает кто-то ещё о её существовании или нет. Сюда невозможно было позвонить и забронировать столик, невозможно было переспорить секьюрити на входе. Как и невозможно было найти администратора, чтобы дать ему на лапу. Два огромных существа, стоящих на входе, напоминали огромных черных воронов. Непроницаемые клювастые маски из настоящей кости и смолянисто-черные одежды. У них не было привычных глазу раций или блокнотов, зато на поясе прекрасно замечались ножны новеньких вакидзаси. Эти стражи прекрасно знали, кто является постояльцем, а для остальных не было ни малейших исключений. Приглашать сюда новичков имел право лишь член клуба, и то, он брал на себя ответственность за пребывание новой крови, так что вполне мог поплатиться за его выходки даже ценой собственной жизни. Аполла любила скромных и воспитанных, но знающих, чего они от неё хотят. Именно таким был Снег. Как и большая часть тех, кто попал сюда относительно недавно, он стал совершенно случайным зрителем порядков того Дома, что правил внутри, в его эксцентричных неоновых стенах. Того, кто привел его сюда впервые, уже не было. Но Аполла не умела скучать, оплакивать и быть сопереживающей. Здесь любой был заменяем, поскольку ни один из приходящих не был желанен изначально. Это место совершенно равнодушно воспринимало гостей, и быть может, именно по этой причине искалеченные души со всего материка сползались сюда, под её стены, как голодные дети, дергающие рукав равнодушной матери. Снег ожидал, что без Координатора он легко будет отвержен, но Старшая Птица впустила его без малейших вопросов. Теперь Координатор в этом уравнении стал нулем, и кто-то должен был занять его место, кормить Аполлу свежей кровью и членскими взносами. Каким бы равнодушным это место не казалось, оно старалось помнить доброту. И Снег не собирался нарушать устоявшиеся в ней традиции.

Птицы в этот раз даже не повернули на него свои головы, сразу слегка разворачиваясь корпусом так, чтобы юноша мог войти. В нос сразу же ударил запах свежих цветов. Это было необычной фишкой Аполлы - никто толком не знал, почему, но в вестибюле всегда красовались напольные вазы из толстого стекла, в которых можно было найти то розы, то астромельдии, то лилии, то гладиолусы. Нежных запах растений плохо вязался с теми запахами, что витали на нижнем ярусе клуба, но, быть может, в этом и заключался смысл. Каждый, кто покидал это место, проходил через коридор цветов, отдающих последние флюиды своих жизненных сил в воздух, - очищался и словно сбрасывал кожу, вновь выходя наружу, в аутентичный человеческий мир каким-нибудь банкиром или секретаршей. 

Снегу нечего было сдать в вестибюль, так что он сразу спустился вниз, сдвинув висящую перед входом в нижний ярус плотную темно-бардовую гардину, и повернув вправо, в небольшой закуток перед залом, в котором обычно висели лакированные маски. У всех маски были более-менее одинаковые, отличались они разве что цветом. Тот, кто готов был поделиться своей кровью, обязан был надевать красную, тогда как остальные могли выбирать между черными и белыми. Но Снег и так всем своим видом заявлял о своих планах, маска была лишь условностью, мелким "бюрократическим" жестом соблюдения традиций.

Юноша с бокалами. Блондин аккуратным жестом протянул в его сторону ладонь, и опустил в протянутую руку черную монетку. Сквозь голубую лакированную маску на прислуге сверкнули два голубых глаза, они мягко прищурились на блондина, словно о чем-то молча с ним переговариваясь, и наконец официант выцепил из всех имеющихся у него бокалов один, отодвинув ближе к краю подноса, чтобы гость мог его взять.

- Приятного Вам вечера.

Снег успокаивал себя тем, что он балуется номером шестьдесят пять довольно редко, так что всё должно быть под контролем. Первый же глоток вызвал на тонких обветренных губах улыбку опьяненной ностальгии. Этот коктейль одного из Основателей: абсент, гвоздика и плюрациум, один из самых сильных наркотиков в стенах Аполлы. Но эффект его был замечателен как раз для таких вечеров. Чтобы не чувствовать ни боли, ни сожалений. 
-Вот ты где! Иди сюда!

Капля подбежала первой - не узнать её было невозможно ни под покровом маски, ни даже если скрыть под белой простыней все её тело, уж слишком специфическим был её голос. Следом за ней подтянулись и остальные. Снег любил тех членов Дома, что могли разделять его спокойную любовь к этому месту. Шестьдесят пятый начал давать знать о себе уже ближе к началу выступлений. Блондин давно перестал обращать внимание на тяжесть взглядов, направленных в свою сторону, а тем более, будучи под веществом, так что он даже ухом не повел, когда из толпы постояльцев к нему приблизилось новое лицо. Незнакомец в маске, как и полагалось, поприветствовал слегка опешившего парня легким кивком головы. То, что он был новеньким здесь, Снег понял скорее интуитивно - внешне он мог бы сойти даже на Основателя. Дорогой костюм, парфюм, обувь, даже в его глазах, а точнее, в немного лукавом, мудром и снисходительном взгляде сквозь черную стену маски угадывался многолетний жизненный опыт. 

- Прекрасно выглядите, мисс. Вы отдыхаете здесь.. одна?
В голове пульсировало. Блондин приоткрыл рот, чтобы съязвить что-нибудь в своей привычной манере - как он делал всякий раз, когда кто-нибудь из этих богатеньких лизоблюдов решал, что может купить Снега своими цацками или сомнительной влиятельностью там, снаружи. В Аполле не существовало авторитетов, кроме авторитетов Основателей. Но мальчишка так и застыл со слегка приоткрытым ртом, потому как, помимо своего нахального вопроса, гость вдруг сделал жест и подозвал официанта ближе к себе, сунув ему в ладонь медную монету светло-зеленого оттенка.
- Вы.. - Снег наконец нашел в свое быстро пустеющей голове подходящие для ответа слова, и сделал шаткий шаг назад, чтобы создать необходимую дистанцию. Он мужчины буквально физически веяло угрозой, хотя таких подарков ему почти никогда не делали. Восемьдесят второй доставался только очень прибыльным друзьям Аполлы, а незнакомец протягивал ему бокал совершенно спокойно и равнодушно, словно одолжил бумажную салфетку. Медленно сглотнув, Снег протянул свою ладонь и взялся немного вспотевшими подушечками пальцев за ножку хрустального бокала, забирая его себе - отказываться от даров здесь было непринято. - ..Вы очень щедры, но.. меня таким не купить, так что..

- Нет, нет. - Мужчина вдруг усмехнулся и покачал головой. Его взгляд заметно блуждал по внешнему виду мальчишки, но он ни разу не позволил себе пялиться в открытую, лишь вскользь, возвращаясь большей частью своего внимания на лицо, сокрытое под маской. - Это лишь комплимент. Чтобы положить начало нашей дружбе.

- Дружбе. - Снег не сдержал кривой ухмылки, хорошо, что маска прекрасно прятала от остальных часть его эмоций. Зато голос не прятал. - Не с кем больше дружить?

-... Интересно. - словно себе под нос пробормотал незнакомец. Его взгляд на секунду стал таким черным, словно он унесся из Аполлы куда-то в свой мир, но почти сразу же вернулся обратно. Крепкая ладонь, обрамленная солидными часами на широком запястье, возникла на уровне груди Снега, замирая в приглашающем жесте.

- Составьте мне компанию на сегодняшем мероприятии. Я настаиваю.

Блондин заскрипел зубами, но не стал больше огрызаться. Этот человек был серьезней, чем он думал. Его реакции не позволяли усомниться в обратном. Хрупкая ладонь в серебристых цепочках легла в протянутую пятерню, и незнакомец торжествующе замолчал, кажется, даже приосанился, наконец сделав свой выбор, и отводя свою новоявленную пассию в зал для представлений.

Наконец расцветает букет из множества ароматов: "свежесть" геля для стирки, лёгкие цветочные духи, ядовитый мужской одеколон, молодёжный дезодорант. И все это плывёт в реке пресных тоннелей. Поезд виляет влево и вправо, незаметно опускается и поднимается, унося десятки людей от точки "а" в точку "б". Туда-обратно каждый день. 
Выходя из огромного железного червя, движешься как крыса по привычным лабиринтам, чтобы выбраться наружу. Только закрой эти выходы и мы не сможем прокопать себе путь наверх. 
Когда ездишь по одному маршруту в одно и то же время, запоминаешь постоянных гостей. Точнее, попрошаек. Например, инвалида, что потерял обе ноги чуть ниже колена. Он умудряется каждый день совершить путь до метро, спуститься, перешагнуть в вагон и ходить по нему, выуживая монеты своим жалким видом, но не может найти достойный способ заработать на еду. Какая-то старушка сидит на ступенях, смотря вникуда и держит стаканчик. По пути на выход ещё один красавец. Стоит с табличкой "украли деньги, помогите доехать". По началу мне было жаль таких людей, но вскоре я задумался, как бы я поступил в такой ситуации. Я понял, что слишком уважаю себя, чтобы падать до попрашайничества. Я убеждён, что способен обеспечить себе хорошую старость. Что касается потери или кражи денег... я слишком мнительный, чтобы такое со мной произошло. Да и у меня все же есть другие пути поиска денег. А инвалидность... я не уверен, что оставил бы себя в живых в таком отчаяном состоянии. Будь я не один, мне бы не дали так унижаться. А один я бы и не жил дальше. Я постепенно стал чувствовать отвращение от тех, кто зарабатывает на жалости. Никто никому ничем не обязан. Может быть, я циник, но в моём понимании настоящая помощь это не пара купюр в кармане. Научить человека бороться - куда большая помощь, чем просто откупиться от него. По сути, мы платим за собственное успокоение. Мы даём деньги чтобы подумать: "да, я хороший человек". Это не оправдание моей жадности, я совершенно не жадный человек. Я много раз подбирал животных и тратил на них тысячи, вытаскивая из лап смерти. Потому что именно это для меня настоящая помощь, а не один кусок мяса и молитва на ночь во благо. Конечно, я не уверен, что они не попали обратно на улицу, но я сделал все, чтобы у них появился не мизерный шанс на счастье и семью. 
Вернувшись домой, я устало вытянул поводок и нацепил на свою собаку ошейник. Буч знал распорядок дня и мои привычки лучше кого бы то ни было. Он сам подошёл и спокойно пошёл на улицу, чтобы сделать все свои дела. Проходя мимо одного закоулка, он вдруг потянул меня прямо в тупик за мусорные вёдра. Дотянувшись до большой коробки он вдруг заскулил. Сверху коробка была задёрнута старым шерстяным одеялом. Я знал похожие подачи и уже мысленно взмолился, чтобы это были не живые котята или щенята, потому что я бы не смог не забрать их домой, а денег на счету оставалось совсем немного. Сдёрнув в сторону одеяло я застыл, не веря своим глазам. Это были определённо не котята. И не щенки. 
Ребёнок?! Серьёзно? Сейчас 21 век, какого черта ребёнок делает на улице? Разве такое в принципе возможно? Я обернулся, проверяя нет ли людей, будто собирался совершить преступление. Буч с интересом обнюхивал объект. После шока я подумал, а не мертвый ли это ребёнок. Он никак не отреагировал на меня и мою собаку. Но стоило тронуть его за руку, как он дёрнулся и распахнул на меня испуганные большие глаза. Живой ребёнок лет двенадцати, если я ещё нормально определяю детский возраст. Спит прямо в коробке аки брошенный пёс. Это правда со мной происходит? Что я должен делать?
Мальчик присел и покосился на пса, что пытался понюхать его одежду.
-Он.. не кусается? - хрипло спросил он.
-Нет, - как-то машинально ответил я.
Мальчик протянул свою руку и погладил Буча по голове. Когда пёс завилял хвостом, мальчишка вдруг улыбнулся. 
-Какой хороший...
-Где твои родители? - наконец я понял, что я должен что-то сделать, передать ребёнка опекунам или в какую-то организацию.
-У меня их нет, - уверено ответил он, отводя взгляд в сторону.
-Ты сирота? Из какого приюта?
-Нет! Не надо сообщать в приют! - всполошился он и поднялся наконец на ноги, подходя ближе ко мне, - Прошу, не надо.
-Так не пойдёт. Ты не должен здесь спать. А вдруг...
-Со мной будет всё впорядке, - голос мальчика дрожал и он тянулся руками к моей одежде, а я как-то рефлекторно отшатнулся от него, как от прокажённого.
-Ага, как же, - выдохнул я и достал из кармана телефон. Я листал свои вкладки с очень умным видом, а на деле понятия не имел, в какие органы я должен сообщать, куда надо звонить и что вообще делать в такой ситуации. 
-Пожалуйста.. прошу... нет... вы не понимаете, - его голос дрожал и вскоре по щекам покатились слёзы, он опустился на колени и продолжал тянуться ладонями ко мне, как к спасителю.
-Я не могу... я должен позвонить, - я и сам стал почти умолять его не выглядеть на столько жалким, потому что моя совесть уже не справлялась с такой нагрузкой. Пальцы набирали 911 и потом я вдруг представил уставших мужланов, что приедут забирать беспризорника. На сколько те, кто приедет лучше местных бомжей?
Но и оставить его на улице я не мог. Так что же, спрашивается, нужно было делать? Я сжал телефон, зажмурился и тяжело выдохнул. 
"Плохая идея, Алекс. Очень плохая идея"
-Ладно. Я не буду никуда звонить, - сдался я и убрал телефон в карман, - Пошли за мной.
План казался простым. Оставить его до того, пока я не найду, куда его нужно возвращать. Если он сбежал от родителей, наверняка скоро появятся объявления о пропаже, новости после заявления и так далее. И тогда я просто позвоню куда надо и верну его. Ну или свяжусь с детскими домами. Кто знает откуда это "чудо". 
Ребёнок аки радостный пёс пошёл за мной, совершенно не боясь никаких последствий. Я краем глаза наблюдал, как он трогает Буча и почти подпрыгивает с каждым шагом. Как при такой наивности можно оставаться на улице? Я запросто мог оказаться педофилом или маньяком, а он бы пошёл за мной и стал жертвой. Рыжий свет фонарей освещал его спутанные светлые волосы, грязную порванную одежду, юное перепачканное лицо. Он на улице минимум пару дней. Ему повезло, что на него наткнулся именно я. 
Я молился всем богам, чтобы не встретить по пути соседей. Не то, чтобы я с кем-то тесно общался, но наверняка мог пройти очень странный слушок, застань они меня с ребёнком такого вида. Для одного квартира у меня была большая. Я любил пространство, любил менять обстановку и переставлять место своего ночлега. В каждой из четырёх комнат был раздвижной диван, на случай если я не хотел спать в спальне на кровате. Буч приватизировал одну из комнат, раскидав там свои игрушки, но я был этому даже рад. При свете белых ламп я понял, что малышу все-таки досталось. У него были синяки и ссадины и это лишь на видимых участках. Я отправил его в душ, а вещи в стирку. Детских вещей у меня конечно не было, но я подобрат шорты, что могли затянуться на его талии максимально и самую короткую свою рубашку. 
Парнишка поблагодарил меня и вел себя так, словно нечто подобное для него привычно. Он нисколько не сковывался, прося полотенце или выходя в чём мать родила. Даже одежду принял с благодарностью, но не стеснением, как бывает у детей, что впервые принимают что-то из рук незнакомца. 
"Кто же ты такой".
Стоило сказать про еду и он охотно сел за стул, уплетая всю порцию моего скромного ужина. У меня всегда было прозапас, так что я не остался без еды, но и на гостя не то, чтобы расчитывал.
-Знаешь, тебе не стоит так доверяться незнакомцам, - подметил я, предлагая ему печенье к чаю.
-Вы не хотите меня насиливать, - пожал плечами он, отвлекаясь на пса и взъерошивая его бурую шерсть.
"Откуда тебе знать?" - подумал я, но произносить не стал. Если приглядеться, можно было понять. Он знал, когда этого хотят. Его тело как карта пережитых им несчастий.
-Спасибо вам, - улыбнулся малыш мне после ужина, - Даже если завтра вы сдадите меня в приют, я рад, что побывал здесь и поел такую вкусную еду.
Сейчас я заметил, какого насыщеного голубого цвета были его глаза. Да и сам он красотой не был обделён. Может быть, именно из-за этого были все его проблемы?
-Иди вон в ту комнату, - я указал на дверь, вручая ему плед, - Можешь раздвинуть диван. Там есть подушки.
-Доброй ночи, - кивнул он, попрощался с собакой и пошёл.
Я же ушёл в спальню и долго лежал там, уставившись в потолок и просто не веря в то, что сегодня произошло. Похоже на дурной сон. Быть может, это он и есть. По утру я встану и не будет никакого ребёнка. Буду лишь я и вечно пыхтящий Буч. Может быть, это мой мозг посылает странные воспоминания из моего детства, только зачем? И почему такие странные? И что мне делать, если это окажется реальностью? Если я проснусь и встречу напротив себя большие голубые глаза.